Год назад в жизни Насти всё сложилось так, что она бросила престижный московский ВУЗ, не вышла замуж и оказалась в Батуми. И открыла там антикафе «Forrest». На вид открытие беспечное: что-то на пересечении моря и молодости. Но это был целый путь из торговли пирожками в Москве, психологического трипа, азарта и ложных представлений. В первый раз мы заработали на пирогах по сто рублей на карман, во второй — ушли в минус на тысячу

Мне 22 года, училась на этнографа. Бросила РГГУ, потому что думала, что выйду замуж. Не доучилась и не уверена, что доучусь. Уехала путешествовать, а через год открыла антикафе «Forrest» в Батуми. В Москве таких до фига, а тут ни одного. В Тбилиси две штуки, а в Батуми ровно ноль.

Никогда не хотела открывать антикафе. Как-то летом была на дольменах под Геленджиком в одном из йога-лагерей. И там работала летняя кухня, где мы питались. Купили как-то огромный кусок «Королевской ватрушки» за 30 рублей. Это песочный пирог с творогом внутри. Божественно вкусно. И я тогда офигела: где ещё за 30 рублей купишь ТАКОЙ кусок ТАКОГО пирога. Поняла, что себестоимость у него маленькая. Меня это вдохновило, чтобы тоже печь пироги и продавать их за дешево. Чтобы только окупиться и немного сверху на развитие. Начала думать, как это в Москве реализовать и поняла, что никак. Потому что если делать кафэху, то в центре, а в центре аренда — нереальная.

Тогда у меня появилась вялотекущая мечта с пирогами. Пару раз попробовала реализовать её в московском антикафе «Freelabs». Мы их пекли с подружкой и продавали за донейшн, за те же 30 рублей, себестоимость одного куска была 15-17. Не шедевры кулинарного промысла или трёхъярусные торты с розочками, а нормальные домашние пироги с душой. Может не всегда красивые, но вкусные. После «Freelabs» меня эта идея отпустила. В первый раз мы заработали по 100 рублей на карман, а во второй — ушли в минус на 1000. И мы такие – «Донейшн чё-то не работает. Окей».

Тогда я ещё училась в универе, вся была такая девочка-девочка, подсела на тему женственности, думала — «Не, какой бизнес? Я женственная, в юбочках, я скоро замуж, нафиг мне это всё, мужское – пробивание, сила воли?». Всерьёз ничего не искала, понимала, что дергаться нечего, денег всё равно нет, и хрен я их откуда достану. 

Тут я научилась говорить: «Мне не нравится, переделай»

Кафэха в Батуми — счастливое стечение обстоятельств. Приехали сюда с друзьями путешествовать. Взяли себе кодовые имена. Я была Мерседес, мой партнер – Сигизмунд. Это был такой трип. Мы все так или иначе глубоко зашли в психологию и решили на эту поездку взять себе другие имена, чтобы приобрести качества, которых нам не хватает, за счёт других имен. Это интересно —  как будто сыграть в другого человека. И была договоренность: если мы друг друга раздражаем, мы говорим об этом, если хочется кричать о любви, мы кричим. Имена наделяли нас ощущением, что вроде я не я, а какой-то другой человек. Почему бы не позволит себе вести себя именно так, как я сейчас хочу. За эту поездку я сильно приблизилась к себе. Поняла что я чувствую, чего хочу, как реагирую на конкретные ситуацию в моей жизни. И понимаю почему думаю, чувствую именно так. Могу сразу же об этом заявить. Раньше это не расшифровывалось в моей голове, а росло и превращалось в напряжение. Я уезжала из Москвы в глубоком-преглубоком кризисе, в депрессии, с полным отсутствием понимания кто я, что я, чего я хочу, что я думаю. Я дошла до какого-то дна непонимания себя и мира.

Ремонт в кафэхе тоже меня создал. Научил воле, заявлять о своем недовольстве. Потому что уровень, на котором делается здесь ремонт, это полный пипец. Ко мне пришёл проводить электричество, вешать гипсокартон, стены перекрашивать просто мальчик. Он совершенно без опыта. Называл себя мастером, но я понимала, что он просто учится на моем объекте. Раньше я стеснялась сказать, когда мне человек что-то сделал, что что-то не так: ну ладно, ну он же старался, потом сама переделаю. Мне было неприятно и я злилась на себя за эту малохольность. Тут я научилась говорить: «Мне не нравится, переделай».

Здесь не нужна специальная лицензия на алкоголь и сигареты. Ты просто заполняешь одну форму — что в твоём кафе будет

Аренду, ремонт и прочее спонсирует мой партнер Сигизмунд. Мы как-то шли по Батуми, я увидела офигенный угловой балкон. Говорю, как было бы здорово здесь сделать кафе, чтобы люди просто сидели под солнышком, рядом с морским ветерком, с морем. Они бы смеялись и ели, а внутри проходила бы какая-нибудь лекция или мастер-класс. И Сигизмунд такой: «А чего? Классно кафе здесь открыть. Красота». У него были свободные средства, и мы нашей компанией начали эту идею развивать: и так можно сделать, и тут возможности. Дообсуждались до того, что зашли к одесситам, которые год назад открыли тут своё кафе. Выяснилось, что с административной стороной всё очень просто: оформление ИП, налоги.

Тут, к примеру, вообще есть такая форма как микробизнес – семейный. Он без налогов. Ты можешь открывать крошечную кафешку-хачапурную, где будут работать только члены семьи, и не платить налоги.

Там есть ограничение то ли на оборот, то ли на прибыль в районе 300 000 — 1000 000 рублей в год. Для бизнеса это очень мало, но все местные лавочки этим живут. ИП делится на микробизнес, малый и крупный. В микробизнесе, к примеру, нельзя продавать и нанимать на работу. У нас малый. Я могу нанимать людей и продавать, что захочу: чай, украшения, алкоголь. Здесь не нужна специальная лицензия на алкоголь и сигареты. Ты просто заполняешь одну форму — что в твоём кафе будет.

Плюс тут нет проверок на пожарную безопасность, на санэпидем. То есть они есть, но они крайне лояльные. Взяток не берут. Коррупцию тут искоренили. Все полицейские участки прозрачные — видно чё менты там делают. И если к тебе заходят, то они с тебя не просят миллиарды денег и не закрывают тебя, если ты их не даёшь. Они просто говорят: поправьте тут и тут, мы ещё зайдём. Заходят потом, проверяют. Ты поправил — они больше не заходят. Это всё плюсы пребывания Саакашвили здесь.

Повиноваться импульсу «Класс, им нужно антикафе!» было огромной ошибкой. Не удивительно, что его тут нет. Тут ни фига нет

В ноле будем дай бог через год, если продержимся. Пока мы в тотальном минусе. Очень много денег ушло на ремонт, хотя мы максимально всё делали своими руками. Жалеет ли Сигизмунд? Он очень дзен-мужик. Шесть лет психотерапии его сильно прокачали. На самом деле я не знаю, что он по этому поводу думает и чувствует, но, когда мы разговариваем, и я начинаю «Ой, а вдруг не получится, вдруг мы не сможем, не вытянем», то слышу: «Всё нормально, здоровье важнее, вот то-то важнее, ты попробовала–молодец». Моё чувство ответственности перед ним очень велико, поэтому надеюсь, что смогу сделать всё, чтобы кафэха бодрствовала и всячески развивалась. Пока того, что она принесла за полтора месяца, хватает только покрыть ежедневные бытовые расходы, но нисколько, чтобы отложить на аренду помещения и развитие. 
Повиноваться импульсу «Класс, им нужно антикафе!» было огромной ошибкой. Не удивительно, что его тут нет. Тут ни фига нет. Есть один кинотеатр, один аквапарк, дельфинарий и как бы море. И это все развлечения. А ещё театр, в который почти никто не ходит. И я думала: надо раскачивать местную публику, настольные игры им подарить, творчество, досуг, всякие лекции, мастер-классы. А местным ничего не надо. Им надо пивас, поиграть в нарды, хинкали, хачапури, в общем-то и всё — жизнь удалась. Заходят к нам только те, кто как-то передвигается: путешествует хотя бы до Тбилиси или приехал оттуда к знакомым и уже наслышан об антикафе, или друзья ему рассказали про нас. Сами аджарцы другие, традиционные, им это всё непонятно — заходят, удивляются, им прикольно, интересно, но немного сторонятся. Но тут в принципе сезонность. С мая-июня народ поедет, будут приходить клиенты, но пока только местные, на них полагаться не стоит.

«Кафэхе» надо жить и она находит себе людей

Сейчас я понимаю, что живу ради кафэхи: как родители живут ради детей, в какой-то момент они оправдывают свою жизнь их существованием. Я её выносила, родила, продолжаю её вскармливать и воспитывать, но с другой стороны — она всем правит. Я понимаю, что кафе – это совершенно отдельный организм. Возможно, она появилась задолго до того, как вообще реализовалась, в каком-то мысленном клане и вошла ко мне в голову и в голову Сигизмунда. Все пять месяцев, что я здесь живу, она задавала тон, она приводила сюда людей. Наша команда – моя грузинская семья – мы невероятно случайно перезнакомились. Невероятно было всё, что происходило потом. Мы ежедневно ощущали себя героями ситкома. Было ощущение, что нас снимают, потому что у происходили нереальные вещи, нереальные диалоги, тотальные погружения в себя и друг в друга.

Я так понимаю, что кафэхе надо жить и она находит себе людей, которые реализуют какую-то идею, приносят силы, инструменты. Когда я опускаю руки и думаю «всё, я устала, я больше ничего не буду делать», раз — появляется человек, который приносит заряд бодрости. И мы продолжаем со вторым или десятым дыханием фигачить. За две недели до открытия тут не было никакой мебели, я опустила руки. Я заболела, я болела месяц! То грипп, то гайморит, то с глазами воспаление, потом ухо, потом ещё что-то. Я просто не вылезала из дома и не могла сюда прийти. И я такая: всё, меня это достало.

Кафе застряло на этапе белых стен. Диванчик и барная стойка. И нужно ещё кучу всего, чтобы открыться. А мне и открываться страшно и делать уже ничего не хочется.

Появляется человек и говорит — так, всё, через две недели открываемся. Я сейчас сделаю все стулья, все столы. Просто иди покупай материалы, и я делаю. За две недели он нафигачил тридцать стульев, сделал подвесные качели на втором этаже, девять столов. Причем один из них стол-бокс — в него по бокам вставляются табуретки. Выглядит офигенно, а он вообще никогда из мебели своими руками  до этого ничего не делал. И мы просто взяли и открылись.

Текст / Анастасия Беляева / FoxTime.ru

Фото превью / Roman-Kraft / unsplash.com